| kkamliv | Дата: Пятница, 18.04.2014, 13:58 | Сообщение # 1 |
|
Сообщений: 22
Статус: Offline
| Здравый смысл подсказывает, что при нагревании льда с последующим превращением льда в воду, температура льда и воды должна возрастать непрерывно. Опыт показал, что температура прерывиста - тепло от огня, обязанное нагревать лед, на самом деле не нагревает лед, и лед продолжает иметь нулевую температуру. Значит, существует некая сила, которая становится поперек непрерывности, и создает прерывистость. Эта сила мешает льду нагреваться. При замораживании воды, в момент превращения воды в лед, наблюдается прерывистость температуры воды и льда. Создается впечатление, что в воде имеется какая-то сила, которая согревает воду при воздействии холода на воду. Получается, что внутри льда и воды имеется сила, которая оказывает тепловое (температурное) сопротивление при нагревании льда, и после превращения льда в воду происходит проникновение внутрь воды (вода совершает накапливание) того количества тепла, которое понадобилось для преодоления сопротивления; это тепло продолжает находиться внутри воды, пока вода жидкая; при охлаждении воды происходит переход тепла из внутреннего состояния во внешнее состояние, и внешнее состояние тепла проявляется в том, что тепло согревает воду и некоторое время препятствует замерзанию воды. Если через микроскоп разглядывать воду и лед, то можно заметить различие – в воде наблюдается броуновское движение, а во льду нет броуновского движения. Броуновское движение свидетельствует о том, что внутри воды находиться тепло, находящееся во внутреннем состоянии; при охлаждении воды это тепло переходит во внешнее состояние и прекращает свое существование, когда броуновское движение замедляется и останавливается, когда вода становится твердой.
17 августа 1884 года Карл Маркс написал письмо, адресованное Л.Филипсу, и в письме были упомянуты «отвратительные физико-метафизические бредни, вроде «скрытой теплоты» (не хуже «невидимого света»), электрического «флюида» и тому подобных средств, служащих для того, чтобы вовремя вставить словечко там, где не хватает мыслей».
При нагревании льда проявляется тепловое (температурное) сопротивление, при охлаждении воды из воды выходит накопленное тепло, вошедшее внутрь воды при преодолении теплового (температурного) сопротивления. Когда не было микроскопов, люди не видели броуновское движение, и люди вынуждены были сочинить бредни о скрытой внутри воды теплоте, которую люди не могли обнаружить посредством изучения воды. Потом появились микроскопы, позволившие увидеть броуновское движение, и люди заменили бредовое положение о скрытом теплороде на менее бредовое положение о превращении тепла в нескрытое броуновское движение. Потом появились рентгеновские аппараты, люди стали просвечивать воду и лед рентгеновскими лучами, и установили, что водяные молекулы в воде находятся в хаотическое беспорядочное движении, что во льду водяные молекулы неподвижны и выстраиваются в ряды и шеренги. Менее бредовое положение о превращении тепла в броуновское движение заменено на положение об энергии, необходимой для расшатывания кристаллической решетки. Наука развивается таким образом, что происходит замена более бредовых положений на менее бредовые.
До 1908 года людям не хватило мыслей, чтобы объяснить быстрое переваривание мяса в желудке, и люди сочинили отвратительное бредовое слово о пищеварительной силе. Людям не хватило мыслей, чтобы объяснить благоприятное воздействие цитрусового сока при угрозе цинги, и люди сочинили отвратительное бредовое слово о противоцинговой силе, и вставили слово туда, где не было знания. У людей не было знания о том, как действует спираевая кислота, и туда, где не было знания, люди вставляли отвратительное слово о жаропонижающей силе спираевой кислоты. Людям не хватало мыслей, чтобы объяснить необнаружение в экспериментах длины волны рентгеновских лучей, и люди сочинили отвратительное бредовое слово об изменении в широких пределах длины волны рентгеновских лучей, и вставили бредовое слово туда, где не было знания. Людям не хватало мыслей, чтобы объяснить отсутствие точного равенства между показателем преломления прозрачной среды и отношением скорости света в вакууме и скорости света в рассматриваемой прозрачной среде, и люди придумали отвратительное бредовое слово о том, что отдельный луч света двигается с другой скоростью, чем совокупность множества лучей. Изучение снотворного эффекта некоторых трав начиналось с отвратительного бредового слова «снотворящая сила». Изучение возникновения электричества в аккумуляторах начиналось с отвратительных бредовых слов «электрический флюид» и «контактная сила» (нелепость этих словосочетаний доказана Фридрихом Энгельсом в книге «Диалектика природы»).
«Пока не умели приняться за изучение фактов, сочиняли общие теории, всегда остававшиеся бесплодными. Метафизик-химик, не умея еще исследовать фактических химических процессов, сочинял теорию о том, что такое за сила химическое сродство. Метафизик-биолог толковал о том, что такое жизнь и жизненная сила. Метафизик-психолог рассуждал, что такое душа. Нелеп тут уже сам прием»(В.И.Ленин, ПСС, том 1, с.42). Почти каждая ныне существующая теория начиналась с того, что В.И.Ленин назвал бесплодной нелепостью.
А.И.Герцен: «Декарт дал физикам опасный пример прибегать к личным ипотезам там, где недостает понимания; так, например, движение небесных тел он объяснял вихрем, крутящим их около солнца; стараясь математически вывесть все явления планетной жизни, он делает ипотезы, в которые сам не уверен («хотя они никогда не происходили таким образом»)». Декарт объяснял одно неизвестное другим неизвестным, и при этом не верил в предложенное им объяснение. Почти каждая современная теория начиналась с нехватки понимания и с создания нелепых объяснений, в правильность которых мало кто верил, включая авторов объяснений. Почти каждая теория начиналась с объяснения неизвестного при помощи другого неизвестного.
Герцен написал в книге «Письма об изучении природы», что на начальном этапе познания создаются представления, которые на время облегчают труднейший вопрос и пускают нездоровые соки в мышление. «Разверните историю все наук – они непременно начинаются…магией, уродливыми, искаженными фактами».
Исаак Ньютон считал сформулированным им закон всемирного тяготения искаженным измышлением. В своих расчетах он обнаружил противоречие: известные в то время массы Земли и Луны обеспечивали взаимное притяжение в меньшей силе, чем нужно было для удержания на околоземной орбите Луны, на которую воздействовала центробежная сила, стремящаяся унести Луну в далекий космос. Осознавая измышленный характер гравитационного закона, Ньютон 20 лет не опубликовывал формулы, в которых выражен закон всемирного тяготения. Через 20 лет были уточнены диаметр и масса Земли, и тогда масса могла непротиворечиво вписаться в формулы. Но и после этого Ньютон продолжал недоверчиво относиться к открытому им закону природы. Ньютон писал, что пытаться понять гравитацию в виде силы, которая имеет физическое содержание, представляется нелепым; ни одному трезвомыслящему исследователю такое не придет и в голову. Поэтому, заключает Исаак Ньютон, вопрос о носителе тяготения он оставляет открытым в надежде, что со временем удастся найти физическое объяснение этой силы; а пока будем принимать гравитационную силу лишь в математической оболочке.
В 1865 году Рудольф Клаузиус ввел в науку новую величину, названную энтропией. Эта величина имела красивую математическую формулировку, но многие физики не видели в ней физического смысла, и не понимали, как ее можно обнаружить в эксперименте. Клаузиус был вынужден согласится с тем, что энтропия не проявляется в экспериментах. Он видел только один способ донести физический смысл энтропии – при помощи произнесения большого количества слов. Многие физики считали энтропию нелепым измышлением, т.к. энтропия не могла быть проверена опытным путем.
В 1920 году сотрудник Исследовательского центра авиации (США) А.Гриффитс проводил опыты для выяснения прочностных характеристик материалов, применяемых в авиастроении – стали и алюминиевых сплавов. В качестве временного объекта исследования Гриффитс выбрал стекло, т.к. работать со стеклом легче, чем с алюминиевыми сплавами. Гриффитс сделал такое наблюдение: прочность на разрыв цилиндрических стеклянных нитей с уменьшением диаметра увеличивается, приблизительно в 50 раз. Исследователь стал разрабатывать теорию, начав с постулата о том, что до разрыва нить имеет одну поверхность, а после разрыва образуются две поверхности. На образование двух поверхностей вместо одной требуется некоторое количество энергии, которая находится в зависимости от площади поперечного сечения нити. Эту энергию Гриффитс приравнял к энергии разрушения кристалла определенного объема, возникающей при деформации кристалла при растягивании. Полученное объяснение хорошо согласовывалось с экспериментальными данными (при уменьшении площади поперечного сечения увеличивался объем, в котором распределяется напряжение при упругом сдвиге молекул кристалла, а увеличение объема приводит к увеличению разрывного усилия). После теоретического обоснования опытов над стеклом, А.Гриффитс приступил к аналогичным опытам над стальными и алюминиевыми сплавами, но подобной закономерности не обнаружил. По рассуждениям исследователя, при вытягивании стальной и алюминиевой проволоки в ней образуются трещины, и они не позволяют образцам иметь высокую прочность, подобно стеклянным нитям. При помощи микроскопа и других приборов Гриффитс исследовал стальную и алюминиевую проволоку на предмет обнаружения трещин. После продолжительного исследования выяснилось, что трещин нет. Перед Гриффитсом встал вопрос: что делать дальше? Была выбрана следующая гипотеза – трещины не обнаружены, но это нисколько не мешает ввести в теорию постулат о существовании трещин; этим будет достигнуто согласование теории и экспериментов. В результате, в теорию введен постулат, противоречащий показаниям органов чувств, не являющийся отражением объективной реальности, и введение внечувственного опыта сделано для того, чтобы вся теория, взятая в целом, стала отражением объективной реальности. В дальнейшем теория А.Гриффитса прочно обосновалась в науке. Можно ли найти более яркий пример, подтверждающий искусственность теоретических построений, когда в теорию вставляется элемент, противоречащий объективной реальности?
Здесь вспоминается изречение Фридриха Энгельса о том, что натурфилософия заполняет белые пятна путем внедрения в них причинно-следственных связей, измышленных философами, а не внедрением действительных связей. С момента создания натурфилософской теории А.Гриффитса (в которую автор вставил измышленную им концепцию, вместо внедрения объективной непридуманной концепции) прошло почти сто лет, и за это время диалектические материалисты не удосужились показать пример правильного научного исследования и почерпнуть из природного явления альтернативную теорию прочности, не совпадающую с натурфилософской теорией А.Гриффитса. Не удосужились создать теорию, соответствующую представлениям диалектических материалистов о теоретическом познании.
В 1924 году индийский физик Д.М.Бозе разработал теорию, устанавливающую характер взаимодействия двух световых волн. В 1925 году Эйнштейн преобразовал теорию Бозе и получил описание взаимодействия двух атомов газообразного вещества при их соединении в молекулу. Особенностью этой теории была невозможность ее проверки в экспериментах над газами. Однако имелась возможность проверки путем изучения лучей, испускаемых нагретым телом. Исследования теплового излучения согласовывались с теорией, описывающей свойства газов. Поскольку не проводились эксперименты над газами, то многие ученые считали измышлением эту теорию.
В 1914 году Альберт Эйнштейн разработал концепцию, согласно которой теория гравитации существенно отличается от теории относительности. Эйнштейн нашел доказательство – если бы теория гравитации имела сходство с теорией относительности, то получился бы абсурд. В 1915 году Эйнштейн разработал теорию, которая объединила в себе теорию гравитации и теорию относительности. Каждый здравомыслящий человек поймет, что доказательство, предоставленное Эйнштейном в 1914 году, является измышлением.
А.И.Герцен немалое внимание уделял измышлениям, нелепостям и фальшивкам. «В основе заблуждения лежит что-нибудь истинное, обросшее слоями ошибочного понимания; правда мало-помалу улетучивается, между прочим потому, что выражена в форме, несвойственной ей; а веками скопившаяся ложь, седая от старости, переходит из рода в род. Баратынский превосходно назвал предрассудок обломком древней правды. Эти обломки составляют начало для противоречий, о которых мы говорим; по другую сторону их – протест разума. Развалины эти поддерживаются привычкой, ленью, робостью и, наконец, младенчеством мысли, не умеющей быть последовательной и уже развращенной принятием в себя разных понятий без корня, принятых на честное слово. Это совершенно противно духу мышления, но зато оно очень легко: вместо труда и пота – орган слуха»(«Капризы и раздумья»).
В конце девятнадцатого века в науке случился кризис. До возникновения крупномасштабного кризиса, Александр Иванович Герцен рассказал в 1842 году о зачатках научного кризиса, и о том, как зачатки побуждают с сомнением относиться к науке: «Старые убеждения, все прошедшее миросозерцание потрясены, - но они дороги сердцу. Новые убеждения, многообъемлющие и великие, не успели еще принести плода; первые листы, почки пророчат могучие цветы, но этих цветов нет, и новые убеждения чужды сердцу. Множество людей осталось без прошедших убеждений и без настоящих. Между тем философия провозгласила всеобщее примирение в сфере мышления. И жаждавшие примирения раздвоились: некоторые не верят науке, не хотят ею заняться, не хотят обследовать, почему она так говорит, не хотят идти ее трудным путем; "наболевшие души наши, - говорят они, - требуют утешений, а наука на горячие просьбы о хлебе подает камни, на вопль и стон растерзанного сердца, на его плач, молящий об участии, - предлагает холодный разум и общие формулы; в логической неприступности своей она равно не удовлетворяет ни практических людей, ни мистиков. Она намеренно говорит языком неудобопонятным, чтобы за лесом схоластики скрыть сухость основных мыслей - elle n'a pas d'entrailles {у нее нет души (франц.).}. Скажут: для кого же наука, если люди, ее любящие, стремящиеся к ней, не понимают ее? стало быть, она, как алхимия, существует только для адептов, имеющих ключ к ее иероглифическому языку? …Одно из существеннейших достоинств русского характера - чрезвычайная легкость принимать и усваивать себе плод чужого труда. И не только легко, но и ловко: в этом состоит одна из гуманнейших сторон нашего характера. Но это достоинство вместе с тем и значительный недостаток: мы редко имеем способность выдержанного, глубокого труда. Нам понравилось загребать жар чужими руками. Нам показалось, что в порядке вещей, когда Европа кровью и потом вырабатывала каждую истину и открытие: ей все мучения тяжелой беременности, трудных родов, изнурительного кормления грудью - а дитя нам. Мы проглядели, что ребенок будет у нас - приемыш, что органической связи между нами и им нет... Нам хотелось бы просто взять результат, просто поймать его, как ловят мух, и, раскрывая руку, мы или с досадой видим, что рука пуста, или обманываем себя, думая, что абсолютное в ладони» (из книги «Дилетантизм в науке»).
А.И.Герцен совершенно справедливо указал, что мучения тяжелой беременности, в результате которой рождаются научные открытия, часто остаются вне внимания. В философских сочинениях Гегеля, Маркса, Энгельса, Ленина нет фраз такого содержания: химики и физики вынуждены полагаться на метод проб и ошибок, т.е. идти по пути постепенного сужения круга конкурирующих между собой теоретических построений. В философии Гегеля, Маркса, Энгельса, Ленина нет слов, которые есть в философии Чернышевского: «исследователь идет ощупью, наугад, он принужден руководиться не столь верными способами к отыскиванию настоящего пути, теряет много времени в напрасных уклонениях по окольным дорогам с тем, чтобы возвратиться с них к своей исходной точке, когда увидит, что они ведут ни к чему, и чтобы снова отыскивать новый путь; еще больше теряется времени в том, чтобы убедить других в очевидной непригодности путей, оказавшихся непригодными, в верности и удобстве пути, оказавшегося действительным».
В философии Гегеля, Маркса, Энгельса, Ленина нет того принципа, который есть в философии Энгельнейнера: «Как бы теория ни кажется верной и несомненной, как бы хороши ни объясняла факты, тем не менее никогда не следует думать, что факты действительно совершаются по этой теории. Нельзя забывать, что может существовать другая теория, одинаково хорошо объясняющая те же факты, и что возможно появление третьей теории, еще лучше их объясняющей. Поэтому ученый никогда не должен про свою теорию говорить, что она истинна, а остальное ложь. Ученый всегда должен быть готовым отбросить свою теорию в пользу лучшей. Таким образом он должен питать высшую терпимость к чужим теориям и воззрениям».
Абель Рей сообщает, что науку заполонило чрезмерное множество теорий, объясняющих одни и те же факты. «В настоящее время…необходимо констатировать, что, подобно искусству, физика имеет многочисленные школы, суждения которых зачастую расходятся, а иногда прямо враждебны одни другим…крайние разногласия сменили прежнее единодушие, и при том разногласия и в деталях, и в основных руководящих идеях»(слова Абеля Рея цитируются по книге В.И.Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», с.300). Опытные данные вступили в противоречие с существующими теориями, и возникла необходимость отбросить старые теории и создать новые теории. Обнаружились значительные трудности в создании новых теорий, и трудности привели к тому, что разные ученые, исходя из субъективных побуждений и не зная реального положения дел, применяли разные способы при создании новых теорий, а применение разных способов повлекло появление различных, часто противоречащих друг другу теорий. Подавляющее большинство новых теорий были мнимыми. В философии Гегеля, Маркса, Энгельса, Ленина отсутствует постулат о том, что незнание исследуемых объектов ведет к тому, что исследователи действуют наугад, и это имеет последствия в виде разногласий в научных направлениях. Отсутствует постулат о том, что приход в науку мнимых теорий является закономерным этапом развития науки.
|
| |
| |
