Продолжение 6
Если бы в начале 20-х годов в партийном руководстве было больше материалистически мыслящих людей, то, во-первых, возможно и не Сталину суждено было бы стать преемником Ленина, а во-вторых, легче было бы преемнику выстроить новую, безленинскую систему отношений.
Сталин не мог воспользоваться механизмом, сложившимся при Ленине: без Ленина не было и механизма. Сталин не мог воспользоваться даже теми отношениями, которые формировались вокруг него самого за время болезни Ленина - они тоже во многом определялись ленинским авторитетом. Систему надо было строить заново.
Необходимо было на ключевые посты расставить таких людей, для которых авторитет Сталина был так же высок, как в свое время ленинский, а еще лучше - непререкаем. Партийные лидеры первой волны никак не могли увидеть в Сталине руководителя - для них он оставался в лучшем случае координатором.
Да, это была борьба за власть. Но не между кем-то и кем-то - никто, кроме Сталина, на центральный пост и не претендовал реально,- а за построение, за создание работоспособной системы управления. И те, кто не мог или не желал в нее вписываться, те, кто осложнял своими действиями ее настройку, должны были освободить свои места для других.
Бессмысленно было браться за управление страной, не берясь за решение этой проблемы. Сейчас нередко говорят о хитрости Сталина, особенно в этот период. Но хитрость состоит в том, чтобы изобретать новые уловки каждый раз, когда на пути возникает препятствие, которое нужно преодолеть. Хитрость мелка по своей природе, ее масштаб - масштаб эпизода. Сталину же достаточно было осознать задачу, а далее уже всей своей жизнью, каждым шагом он работал на ее решение, совершенно независимо от того, рисовались ли в обозримом пространстве конкретные препятствия.
Сейчас мы знаем, что систему всеобщего, тотального контроля Сталин построил. Знаем - какой ценой. Отметим это как второй его поступок.
Сталину предстояло много ошибаться. Я не о неизбежных ошибках говорю - это еще полбеды, я говорю об ошибках необходимых. Вперед продвигаются методом проб и ошибок: всякая проба в том и заключается, что доводится до ошибки.
Казалось бы, я взялся за такую работу, которая обязывает меня - если уж я не осуждаю все сталинские деяния скопом - обязывает высветить все его ошибки одну за другой и запечатлеть их, как говорится, "иглами в уголках глаз".
На самом деле все совсем не так. Мы об ошибках судим двояко: либо от наших сегодняшних проблем, привнося в эту оценку и все эмоции, нашими проблемами рожденные, либо как бы объективированно, то есть предполагаем у субъекта, у персонажа наличие определенной цели, установленной или угадываемой нами, и рассматриваем, какие неточности он допустил в своем движении к этой цели.
Ни то, ни другое я себе позволить не могу. Вместо этого изложу еще два подхода. Первый - иерархический. Есть, скажем, у исторического субъекта какая-то высшая цель. В процессе достижения разбивается она на группу целей меньшего масштаба, а сам процесс - на ряд параллельных и последовательных этапов, в ходе которых эти цели достигаются. И так до конца, до мельчайших отдельных действий можно разбивать. Если мы сочувствуем высшей цели, то можем в свете новых исторических знаний по всем ступеням пирамиды пройтись и дать оценку правильности разбиений на каждом уровне, а то и улучшенные варианты указать. Но это - если сочувствуем. А вот если не сочувствуем... Тогда мы сочувствуем какому-то иному историческому субъекту, выступающему в данном рассмотрении как лицо страдательное. Иерархию этапов и целей некой активной исторической фигуры мы тоже, конечно, можем построить, но задача наша будет другая: указать те точки, где интересующее нас страдательное лицо могло активно вмешаться и - может быть, единым махом - всю пирамиду подкосить и перекорежить. При таком взгляде мы именно безукоризненные подробности и пропускаем: они нам ни к чему. И существует второй подход - прагматический. Это - когда мы устанавливаем некоторое сходство своих собственных целей с целями изучаемого исторического субъекта и сопоставляем его путь с тем, что нам предстоит. Сходство при этом может быть и очень однобоким, это допустимо, но важно при этом и аналогии проводить в соответствующей мере.
Я об этих подходах почему говорю так подробно, почему на них время читательское трачу? Да потому что в них вся соль. Если кто сам мечтает о безразмерной личной власти, тот имеет полное право в этом ключе исследовать сталинскую эпоху, с этой позиции судить об удачах и ошибках, потому что исторический результат он наблюдает и, может быть, понимает и оценивает. Я же, поскольку совсем иную задачу вижу перед собой, лишен пока такой привилегии - суждения выносить. Вот доберемся до точки сопоставления, разберемся в соотнесении целей, тогда и проявится, что нам подсудно, а что нет.
Тогда и я не удержусь и вынесу некоторые оценки. Но и то надо понимать, что, хотя и есть необходимость ради них проштудировать всю нашу историю, не историю они будут характеризовать и не Сталина, а меня самого да, может быть, дело, от которого отделить себя не могу.
А пока просто заметим объективно: Сталину предстояло много ошибаться. Но права на ошибки он не имел.
7
Сталин и нэп. Говоря о Ленине мы нэп мало трогали - так, найденная форма для реализации теоретических представлений. Нэп тогда еще младенцем был.
Исполнилось младенцу шесть лет, и прорезались у младенца зубки. Два, и оба сверху.
Во-первых, для нэпо-капиталистов Советская власть оказалась оковами, куда более тесными, чем самодержавие для буржуазии дореволюционной. И капитал начал расширять свою площадку привычным методом - подкупая советских чиновников направо и налево.
Во-вторых, наметилась опять нехватка хлеба. Хлеб у крестьянина был, но продавать он его не хотел. Впрочем, следовательно, и производить не стремился.
Для любителей логических задач, здесь все ясно. Коррупцию надо пресекать, а крестьянину предложить лучший выбор товаров, он бы хлеб и продал. В общем - не против нэпа надо бороться, а против его недостатков. Хорошие решения, ничего не скажешь, но как-то не всех они устраивают принципиально. Сталина, определенно, не устраивали.
Бухарин говорил: обогащайтесь!
А зачем?
Вот ведь какой возникал вопрос. При капитализме ты можешь наращивать миллион за миллионом с целью приобрести компанию "Дженерал моторс" или вытеснить Форда с автомобильного рынка. А при Советской власти? Нэп был лишен реальных стимулов, он только начальную стадию предприимчивости стимулировал, а далее ставил предел, вот и дошли до предела. Далее надо было убирать пределы, отдавать нэпманам парламент, пусть бы они сами себя регламентировали.
У нас и перед перестройкой неоднократно и неодноместно поднимался вопрос: заимствовать на Западе лучшее и у нас применить. Например, когда стало мяса не хватать, решили поднять закупочные цены, дескать, это будет стимулировать развитие производства. Но, чтобы зарплата пастухов и скотников не росла до неприличия, пришлось подсократить количество голов на одного работающего. А с тем и все стадо. Производство мяса опять уменьшилось и цены снова повысили. Это называется: сказка про белого бычка. Но и с черным, кажется, дело не лучше обстояло.
Я это к тому, что надо додумывать до конца. Но для этого надо мыслить материалистически. В 1928 году Сталин искал контактов с Бухариным. Пожалуй, Бухарин был единственным из заметных деятелей партии, на чье признание Сталин все же надеялся. Напрасно, правда, надеялся, не оправдались эти надежды, и в 1929 году Бухарин жил теми же красивыми, но незаконченными мыслями, что и прежде, не замечая, что жизнь их уже заканчивает по-своему.
Короче говоря, Сталину не только решать пришлось в одиночку, но и видел-то ту проблему, которая решается, только он один. Само собой разумеется, что не между социализмом и капитализмом он выбирал, тут-то выбор был однозначный и не только для него. Но только от понимания этого и можно было дальнейшие пути намечать, да не было ни в ком этого понимания. Потому дальнейшее нормально воспринималось в созданной Сталиным системе, которая ему просто верила, и не очень-то доходило до тех, кто остался вне ее, не вписался.
Итак, был взят курс на индустриализацию - это один поступок. И на коллективизацию - это другой поступок, самостоятельный.
Необходимость индустриализации была ясна всем. Но Троцкий и его сторонники надеялись на рост ее темпов за счет поборов с крестьянства. Бухарин указывал, что это подорвет зерновое производство - сырьевую и экспортную базу индустриализации - и призывал к поискам середины. Сталин понимал, что ни первое, ни второе проблему индустриализации не решает.
Из тупиков выводят только парадоксальные решения, революционная мысль. Сталин придумал свой ход - массовую коллективизацию. Сейчас мы по крохам воспоминаний и по ужасающему лику восстанавливаемой статистики осознаем жестокость этого процесса. Но и то надо иметь в виду, что направления, задаваемые идеями Троцкого и Бухарина, принципиально не могли дать сколько-нибудь близкого политико-экономического результата. Может быть, и не нужен был этот, достигнутый сталинскими методами итог? Может быть. А, может быть, тот же или еще более высокий результат мог быть получен иными путями, на ином направлении? Этого - не знаю, разумных конструкций на эту тему не встречал, а недодуманные - что ж их судить, их в любые времена хватает.
8
Маленькая заметка об одном не таком уж историческом событии: в начале тридцатых годов был отменен партмаксимум.
Что такое партмаксимум? До этой отмены действовало такое положение: зарплата коммуниста на руководящем посту определялась не должностным окладом, а устанавливалась соответствующим партийным органом, и устанавливалась в пределах средней заработной платы рабочего. Партмаксимум - это был максимальный размер оплаты, и не все руководители-коммунисты его получали. Нередким было такое положение: главный инженер завода, беспартийный спец получает 500 рублей, а директор, коммунист - 150, и больше не может.
Так вот это ограничение и было отменено. Я тут многое могу понять. Ну, принял человек завод, был никем, а стал директором, вник во все хозяйство, стал специалистом, может, вуз вечерний закончил - а перспективы личной никакой. И опять же: как в таких условиях наберешься руководителей-коммунистов? Их бы всех через вуз пропускать, а ведь сдерживает это - что оставаясь рабочим ты можешь и больше среднего заработать, а с дипломом - ни-ни. Да и за что боролись? За рабочих - да. Но ни за то же, чтоб беспартийным спецам жилось по-буржуйски, куда лучше чем партийным...
Понять я многое могу, но очень меня интересует, что было бы, если вместо этой простой отмены установить иной порядок: предложить руководителям такой выбор - или оставайся коммунистом и на партмаксимуме, или выходи из партии и получай за работу сполна, без всяких ограничений. И чтобы без взаимных обид: не исключаем тебя, а отпускаем на административную работу. Очень хотел бы я знать, к каким последствиям это бы привело. Да - не судьба.
9
1937 год. Выписываю эти цифры с ужасом, будто занимаю место за столом адвоката перед ведущим дело Сталина трибуналом. И сходятся на мне тысячи взглядов: неужели осмелится что-то пискнуть в оправдание?
Действительно, отношение к "большому террору" стало у нас пробным камнем, паролем. Осуждаешь? Решительно и бесповоротно? - Перестройщик! Есть сомнения? - Сталинист... И Иван Грозный с его опричниной тоже, оказывается, подходит в качестве критерия. А Александр Македонский - нет. Почему?
Моя позиция - она, конечно, иная, она вне этих рамок находится. Но одно опасение меня не покидает. И в том и в другом лагере, и в сталинистах и в антисталинистах, находятся сейчас люди, которым еще предстоит переадресовать свои эмоции в нынешний день, а в истории, как положено, искать точки опоры. Нам, может быть, вместе в подробностях разбираться придется, поэтому не хотелось бы, чтобы меня зачисляли во враги только из-за того, что объяснения типа паранойи или безудержного упоения собственным всесилием для меня ничего не объясняют, а уверения в изначальной правильности накатанного пути меня не успокаивают.
Теперь по существу. То, что после Октябрьской революции страной руководил аппарат во многом заимствованный от царизма - это не секрет, об этом и Ленин немало писал. Мало того, есть к тому и объективная причина: не может общество сразу воспринять иную, непривычную форму, ее шаг за шагом осваивать надо, поэтапно. И сталинская система тоже
повторяла форму феодальной государственности, может быть, еще более ярко выраженную. Это - так, замечание, характеризующее конкретные условия.
Теперь о другом. Всякий человек, ведущий какое-либо дело, если он и наилучшим образом этому делу соответствует, не может находится в таком соответствии вечно. Особенно - если и дело развивается и внешние условия меняются с заметной быстротой.
Если это дело личное - тут человек сам решает, когда от него отступиться. Но если это дело ему поручено, тут, понятно, управляют интересы поручившего.
Какой квалификации руководители пришли после революции на важнейшие посты - об этом что говорить: какие были, тех и ставили. Люди это были как правило энергичные и старательные, делом овладевали, но и дело-то на месте не стояло, торопилось вперед.
Обычно мы добры - конкретно, сочувствуем определенному человеку. Если бы было не так, то художественной литературы, искусства вообще бы не существовало. А то, что при этом абстрактно мы часто оказываемся очень жестоки - это и не замечается вовсе. К примеру, увольняют человека в 58 лет , и мы ворчим: могли бы уж дать до пенсии доработать. А то, что, может быть, два года отставания при этом руководителе такую брешь науке, или отрасли или всему народному хозяйству нанесут, что потом всеобщими усилиями и за десять лет не залатаешь, не нагонишь - это область абстракций, этого мы не видим.
Прогресс - слово холодное, но противостоит ему не что-нибудь мягкое и ласковое, а деградация - в этом слове если и чувствуется теплота, то это теплота гниения. Прогресс - дитя абстрактной доброты, а Леонид Ильич избегал конфликтов, не обижал конкретных людей. Ньютон и Уатт, Дизель и Оппенгеймер - вот носители абстрактной доброты, и в этом ряду атомная бомба не зло, и водородная и нейтронная тоже, это все расширяет научные наши горизонты. А злом это становится в ином ряду, ряду применения, где и дизель оказывается злом, и удобрения тоже, и даже лекарства.
Но мы - люди, мы болезненно переживаем, когда абстрактная доброта проявляется в конкретном зле, а иначе она себя проявить и не может. Общество постоянно придумывает смягчающие формы: проводы на пенсию, почетная отставка, перемещение на специально созданную почетную и бездеятельную должность - внешне предельно благопристойно, но ведь за всем этим стоит кто-то, кто сказал конкретно и грубо: этого человека с этого места пора убрать.
И чем дальше развивается общество, тем больше его нужда в абстрактной доброте. Сознание наше пока отстает, а пора бы уже уяснить, что не можем мы жить без этой доброты и без ее жестокости, и найти для нее подобающие формы и примирить себя с ними.
Вот и тогда для рабочего класса и для всей советской страны и для социалистической экономики было очень важно своевременно обновлять руководящий состав. Потому что тот, кто выводил заводы из разрухи, не годился для совершенствования производства, а тот, кто его совершенствовал, не справлялся уже с не очень-то малыми и по нашим меркам гигантами тогдашних времен. И оставлять их на прежних руководящих местах означало впустую тратить народные деньги, обманывать ожидания всей страны, да и всего наблюдающего из-за границы мирового пролетариата, и вообще из движения вперед делать пустое топтание на месте.
А теперь представим себе состояние такого исчерпавшего себя руководителя. Я этот завод по камушку собирал (возможны варианты: в голой степи из ничего строил, болота носилками засыпал, скалы киркой долбил), я ночами не спал, думает он, я без куска хлеба был, а грузил, долбил, таскал, возводил, я кровью своей это заслужил - и вот на тебе, присылают мальчишку с дипломом, интеллигентского сынка (действительно, откуда еще браться тогда образованным людям), который в гражданскую еще пешком под стол бегал, присылают мне на замену. Не нужен, видите ли, я стал!
Стресс, конечно. Но один человек это бы еще ничего, пережил бы как-нибудь, глядя на других. Страшнее, когда такой стресс бьет по целому поколению, а именно так и было.
Сама по себе феодальная структура, которую я не зря в начале главки помянул, создавала ощущение, по крайней мере, пожизненности завоевания, если не вечности. А тут - такое. И собирались люди этого поколения, сходились, беседовали, переписывались, обменивались мнениями, сходными до деталей - и приходили к сознанию полной своей правоты и к единодушному пониманию того, что Сталин ведет борьбу со старыми партийными кадрами.
Я потому затронул вопросы психологии, что в данном случае это - не личное, что формировалось однотипное настроение определенного слоя, и это был слой лидеров авторитетных и влиятельных и в партийной среде, и в народе.
Когда член счетной комиссии на XVII съезде партии В. М. Верховых утверждает, что против избрания Сталина в ЦК было подано 125 или 123 голоса - это может быть и правдой, хотя, видимо, так и останется неподтвержденным и неопровергнутым. Было кому голосовать против, было. Это был 1934 год.
Необходимость обновления руководящих кадров, конечно же, не содержит в себе неизбежности репрессий. Во всем мире такой процесс обновления идет непрерывно, а в периоды резких изменений конъюнктуры становится и более интенсивным - и ничего, обходится без трагедий. Без массовых трагедий, по крайней мере.
Сталин дважды проводил массовые компании - до некоторой степени это объяснимо тем, что начало руководящей карьеры для всех было связано с одной датой, датой революции. В 1927 году обновление кадров прошло под флагом борьбы с троцкизмом. Через десять лет - 1937-ой...
В этих десятилетних циклах заложена какая-то закономерность. И Мао Цзедун указывал ту же периодичность для своих культурно-революционных встрясок - 8-10 лет.
В 1937 году верх был за Сталиным. Но ведь нетрудно оценить, что произошло бы, если бы преимущество оказалось на стороне этого самого руководящего слоя. Он бы пришел к власти со вполне брежневским лозунгом: надо дать людям спокойно работать, - и остановил бы всякое движение вперед на тех, отчаянно невысоких рубежах. Правда, и идея перестройки в той или иной форме родилась бы, видимо, тогда же, в завершение тогдашнего застоя.
Еще раз хочу подчеркнуть, что все приведенные соображения не содержат ни малейшего мотива для оправдания массовых репрессий. Они - только о том, что в экономическом развитии страны имелись и реальные трудности, которые требовали своего решения. Вот эти требования реальности, а совсем не произвол, и служили первоначальным толчком, запускающим страшный механизм.
Вот это важно нам понять из истории, ибо нам предстоит решать свое будущее, и в нем те же трудности могут встретиться. Если мы будем, отталкиваясь от идеи сталинского произвола, заботится только о том, чтобы человек, подобный Сталину, не оказался у руля, кто знает, в будущем, столкнувшись с теми же проблемами, не придется ли этому новому рулевому, и не Сталину совсем, действовать по-сталински, не имея иного пути. Если же мы осмыслим, как изменить условия, чтобы с теми трудностями не встречаться, или чтобы более благополучный выход из них был подготовлен, то это и будет означать, что уроки истории мы проходили не зря.
Есть у меня и еще один аргумент, который позволяет сталинские действия понять. Не оправдать, нет, но приблизить нас к пониманию тех исторических закономерностей, которым наше общество подчинено. Я его, конечно, тоже изложу, но не сразу. Прежде придется одну главку посвятить подновлению теоретических взглядов, без теоретической опоры здесь разобраться трудно.
И еще один вопрос. Пусть Сталин решал вопросы обновления руководства в интересах экономики, страны, рабочего класса. А не устаревал ли сам Сталин, не требовалась ли ему замена?
Может быть и надо было его менять. А как?
10
В 1917 году в России произошла Великая Октябрьская социалистическая революция. Эта фраза, не так давно бывшая банальностью для каждого школьника, сейчас подвергается атаке с самых различных направлений. Социализм ли принесла эта революция? Нужен ли нам социализм? Несла ли Октябрьская революция социализм с самого начала? И вообще: не имея сейчас возможности пофехтовать , наподобие Д'Артаньяна, со всеми противниками сразу, я вынужден повернуть коня и продолжить путь. Для меня фраза, вынесенная в начало , ни в чем не утратила своей истинности.
Что такое социализм? Социализм есть п р о л е т а р и з м, говорит первооткрыватель этого термина Григорий Исаев, то есть эпоха господства пролетариата. Это никак не расходится с Марксом, который первым шагом видел "превращение пролетариата в господствующий класс", а вторым - экономическую власть "государства, т.е. пролетариата, организованного как господствующий класс".
Я марксист, я уже предупреждал об этом, но это не означает, что я не готов к диалогу с людьми, мыслящими за пределами марксизма. Всякую додуманную, то есть определенную в своих завершающих моментах концепцию можно обсуждать. И даже недодуманную - если автор не отказывается от додумывания. Но сейчас - дело не в спорах; если понадобится, потом доспорим. Сейчас, пожалуй, важнее всего другое: я марксист, и предпринимаю это исследование с позиций, совпадающих со взглядами тех, кто творил историю на исследуемом этаже.
Внимание и тех, кто уже готовится к спору, и тех, кто читает эти заметки с сочувствием и пониманием, я хотел бы обратить на те небольшие, может быть, даже незначительные усиления марксистской позиции, которые несет почти каждая заметка. Это неслучайно. Это перевод спора из области "верен или не верен марксизм вообще", "нужен или не нужен марксизм" в другую область: помогает ли марксистская наука нам разобраться в собственной истории.
Итак, в Октябре 1917 года в России пролетариат одержал победу. В Октябрьской революции и затем в ходе Гражданской войны пролетариат показал себя господствующим классом. Это была победа именно пролетариата, а не большевиков - большевики только приняли на себя организацию самого пролетариата и его взаимодействия с крестьянством. В великих социальных революциях вообще борются и побеждают не партии, а классы; партии оказываются заметными в этой борьбе только благодаря тому, что выражают интересы того или иного класса.
Новый господствующий класс - это новые экономические отношения. Чтобы закрепить их, чтобы придать им форму, и нужно было новое "государство, т.е. пролетариат, организованный как господствующий класс".
С этим всегда возникали трудности. Буржуазия веками искала формы для своего господства. С семнадцатого века через гражданские войны и перевороты вела свой поиск Великобритания. Через две буржуазные революции и испытание Парижской коммуной пришлось пройти Франции. Через войну за независимость и гражданскую войну Севера против Юга прошли Соединенные Штаты.
С выходом на историческую арену нового класса возникали и новые проблемы. Социалистическое государство должно быть выразителем воли пролетариата. Не разового его пожелания, а предъявляющей новые и новые требования воли, изменяющейся вместе с развитием самого пролетариата.
Способность Ленина к постижению интересов пролетариата доказана и его предреволюционной деятельностью, и его работой на посту главы государства. Собственно, она и определила большевизм, обеспечила связь партии с рабочим классом и в гражданской войне.
Но и Сталин находился с интересами рабочего класса в постоянном контакте. Если в двух первых дискуссиях с троцкизмом еще можно говорить о роли ленинского авторитета, то дискуссия 1924-25 годов проходила уже без Ленина, однако поддержка сталинской линии в ней тоже была предрешена. Так же, как и в борьбе с последующими оппозициями.
Я сейчас вынужден коснуться совершенно неприемлемого вопроса, я знаю, что это не может не причинять боль, но и уяснить это необходимо. Сама возможность сталинских репрессий против известных и популярных деятелей партии прямо доказывает прочность связей Сталина с рабочим классом, надежность его опоры. Брежнев, например, даже если бы очень захотел, не смог бы провести сколько-нибудь заметных репрессий в руководящем слое: этот слой немедленно смел бы его, потому что ни на что, кроме этого слоя, он и не опирался.
Тем, кто убежден, что сила Сталина состояла в мощи репрессивных органов, возражу.
Во-первых, никакие органы не являются социальной силой. Социальной силой является только класс, и всякие органы функционируют, пока классы им это позволяют.
Во-вторых, репрессивные органы - не механизм, это люди, которых служба свела в некую систему. И если обстоятельства заставляют их служить меньшей социальной силе против большей, или даже активно участвовать в противостоянии равных сил - раскол в них неизбежен. Скажем, если бы Брежнев потребовал от КГБ активных действий против руководящего слоя, то эти органы просто перешли бы на сторону руководящего слоя. И если бы на это не решился лично Андропов, нашелся бы кто-нибудь из его ближайшего окружения для того, чтобы возглавить такой переход. Я намеренно говорю о Брежневе, чтобы вы представили общность ситуации. Что касается конкретных фактов - вспомните роль Семичастного в 1964 году.
Так вот, по крайней мере в тридцатые годы, сила Сталина состояла в его прочной опоре на рабочий класс. Возражения типа "на неразвитый рабочий класс", "на отсталую часть рабочего класса" не приемлются. Если бы в тогдашнем рабочем классе были более развитые и более мощные слои, то нашлись бы и люди, которые построили бы на этом политику, более мощную, чем сталинская.
Ленин представлял интересы рабочего класса совместно со всем партийным руководством. Сталин представлял эти интересы уже практически в одиночку. Вот такая сложилась картина, вот такой процесс возрождения шел в руководящих верхах. И то, что Сталин с некоторых пор стал проявлять особую заботу о своей жизни, возможно, объясняется вовсе не личным страхом, а чувством ответственности, осознанием исключительности своего положения.
Пока в партии была оппозиция, сталинские формы для выражения интересов пролетариата проверялись в спорах с оппозицией. Но оппозиция была ликвидирована, и Сталину уже пришлось принимать решения без малейшей предварительной проверки.
Да и со стороны рабочего класса странное это было господство. Решения принимались в его интересах, но не им же, не им. Развитие господствующего класса в том и состоит, что, принимая ошибочные решения, он чувствует на себе все результаты своих просчетов, обучается их избегать и, в конце концов, выстраивает систему, в которой сохраняет за собой все ключевые моменты. Советский рабочий класс оказался всего этого лишен полностью. А ведь только проходя такой путь создавала свои институты буржуазия. "За нас думает Сталин!" - это было правдой и гордиться тут нечем. Великий вождь сам совершал ошибки, сам исправлял их, как мог. А рабочий класс, освобожденный от необходимости мыслить, оставался темным, социально непросвещенным и растрачивал даже то, что было приобретено в революционной борьбе. Это были условия, в которых рост рабочего сознания невозможен.
11
Теперь я приступаю к главке, которая вполне могла бы быть завершающей. Хотя жив еще в нашем исследовании Сталин, и впереди немало событий, которым суждено обогатить и нашу историю, и наши знания, но можно подвести и некоторые итоги. Уже освоенный исторический материал позволяет сделать важную вещь - произвести сопоставление позиций. Но и не только это.
Я буду сейчас высказывать не вполне убедительные мысли - не обращайте внимания. Сейчас нет ни времени, ни нужды их доказывать подробно, ибо пока они касаются лично меня, моих взглядов, а не того исследования истории, которое мы ведем вместе с вами. О том же, что заинтересует вас в моих мыслях, можно поговорить в другой раз, если будет на то читательская и издательская воля.
Я полагаю, что марксистская идея, что всемирная социалистическая революция начнется с завоевания власти пролетариатом в одной или нескольких наиболее развитых капиталистических странах, недостаточно точна. Дело не только в том, что практика показала иное, дело в том, что это - неизбежное иное. Я думаю, что если бы пролетарская революция не произошла в России, она произошла бы в Германии. А после этого в России состоялась бы все-таки обычная буржуазная революция. То есть очередность прорыва в будущее была предоставлена историей именно одной из этих двух стран.
Поэтому построение социализма в одной отдельно взятой стране для меня не проблема, требующая доказательств, а неизбежность, требующая только правильных путей реализации.
Отсюда, естественно, следует, что дело, за которое не без серьезных сомнений взялся Ленин - дело построения социализма в России - считаю правильным. Но...
Но вот те вопросы, приведенные в четвертой главке, над которыми бился Ленин, бился и Сталин, и которые сохранились нерешенными до наших дней, говорят, что, видимо, изначально был заложен дефект, препятствующий их решению.
Или - то отстраненное от управления государством положение рабочего класса, о котором мы говорили в предыдущей главке. Ведь оно препятствует развитию пролетариата. Видимо, оно же препятствует и решению нерешенных вопросов?..
"Пролетариат, организованный как господствующий класс." Этот тезис для меня очевиден. Феодальное государство - организованные как господствующий класс феодалы. Буржуазное - буржуазия. Так в чем же секрет?
Что организует феодалов? Земля и оружие.
Что организует буржуазию? Капитал и товарообмен.
Что организует пролетариат? Производство и ...
Организации! Вот в чем дело: если начальный толчок организованности пролетариата дает совместное участие в производстве, то дальнейшее развитие этому процессу могут дать только самодеятельные пролетарские организации, пронизывающие весь класс вдоль и поперек, возникающие и распадающиеся, базирующиеся целиком на доброй воле и энтузиазме актива, их создающего.
Организованность - в организациях! Ничего себе секретик. Есть сомнения?
А давайте-ка посмотрим. Предреволюционный российский пролетариат: страховые кассы; профсоюзы; национальные связи; партии - не только большевистская, но и все остальные. Есть на чем созревать, есть Среда для формирования мнений, есть поле для поиска истины.
А после революции? Коммунистическая партия стала правящей, все остальные запрещены. Но правящая партия - это совсем не самодеятельная. Она связана с правительством, она его интересы выражает, а это далеко не всегда совпадает с интересами пролетариата. Профсоюзы? Но и они уже подчинены правящей партии, как и все остальные сохранившиеся и вновь возникшие организационные формы.
А давайте-ка поподробнее проработаем такой вариант: сформировала бы партия 25 октября правительство и вывела бы его из своего состава, осталась бы сама с пролетариатом. Что было бы?
Разделиться - не значит вступить во вражду. Поначалу партия активнейшим бы образом помогала становлению нового правительства, поскольку ему и задачи-то партией определены. Но чем прочнее бы становилась власть, тем больше бы в ней обнаруживалось косности. И тем активней становились бы атаки партии, тем настойчивей она бы требовала изменений. А когда бы иссякли возможности старой структуры, вытолкнула бы партия на государственные посты новую волну руководителей со свежим взглядом. И опять бы вывела их из своего состава.
Это - упрощение. Но не по сути упрощение, а по изложению. Для хорошего изложения этого вопроса еще и языка-то нет, его надо бы придумывать по ходу. Но подумайте сами над этим, пусть упрощенным, представлением - сколько проблем оно позволяет решить. Возьмите те же ленинские вопросы.
И сразу оказывается, что множество вопросов просто отпадает. Опасность раскола? Кадровый состав? Но это для класса - не проблемы. Раскол в правительстве? Сменим правительство. Раскол в партии? Пусть две будет, пусть хоть четыре. Как соотносить научные и административные решения? Сами научитесь, партии вам ни одной ошибки не простят. Так же, как ошибок в национальной и культурной политике. Что касается организации производства и распределения - пробуйте: и удачи и неудачи без оценки не останутся. А уж Рабкрином становится вся самодеятельная политическая система.
И вот когда я понимаю, наконец, что основой социалистического государства может быть только самодеятельная политическая система, связанная с пролетариатом по множеству направлений, но независимая от правительства и тем более ему не подчиненная, система, которая постоянно поддерживает организованность рабочего класса и готовность вмешаться в деятельность правительства, если что не так, вот тогда я и о Сталине свое суждение могу высказать.
Диалектическое оно, это суждение. А для тех, кого эмоциональная сторона интересует, скажу понятнее: амбивалентное.
Невозможен социализм с наличием правящей партии. И сколько бы человек - Сталин или кто другой - не клал стараний на реализацию этой идеи, это напрасные старания. И все жертвы - напрасны, и нет за них никакого оправдания.
Но ведь есть и другая сторона. Хоть и неполноценный социализм, но просуществовал он несколько десятилетий и важнейшие трудности высветил. Не будь этого - и пришлось бы человечеству вслепую тыкаться снова и снова, проходить через сотни Парижских коммун и опять же кровью платить за знания, поскольку дешевле они историей не отдаются.
Вот что касается нас - то нам уж точно не будет никакого прощения, если мы оплаченными уже знаниями не воспользуемся, а пойдем, не разбирая дороги и внося, внося, внося за то новую плату.
1989 г.
http://www.proletarism.proletarism.ru/zam.shtml
